|
Новгородские гусли и гудки
В О С С Т А Н О В И Т Е Л Ь Н Ы Х Р А Б О Т . Находки музыкальных инструментов в новгородских раскопках приобрели широкую известность. Несколько лет тому назад были начаты работы по восстановлению, как внешнего вида, так и акустических качеств средневековых новгородских инструментов. К решению проблемы были привлечены материалы истории, археологии, этнографии, фольклора, музыкального инструментоведения, акустики, а также опыт, вынесенный из экспериментов по изготовлению музыкальных инструментов, и, наконец, результаты практических проверок настройки гудебных сосудов и организации приемов игры на них. Обращаясь к истокам возникновения музыкальных инструментов, заметим, что принципиальной основой в их конструировании всегда был звукообразовательный процесс. Огромное значение для понимания природы звукообразования в средневековых гуслеобразных сосудах имело восстановление народных гуслей ХIХ в. из этнографического собрания Новгородского музея. Характерное высокое звучание этого инструмента, отличающее его от древних сосудов, обусловлено появлением в поздний период гусельной традиции в качестве материала для струн упругой стальной проволоки взамен старых жильных струн или струн из цветных металлов, но очевидным остается здесь принцип звукообразования, восходящий к древнейшим конструкциям гуслей и основанный на "чистом" природном резонансе. Не столь зримую, но не менее важную роль для понимания процесса звукорождения сыграло отношение к археологическим инструментам, как к таким музыкальным сосудам, которые древним мастерам еще предстояло открыть, создать. В дальнейшем это отношение как бы изнутри подкрепило вывод, что так называемые голосные отверстия в деках традиционных гуслей не являются обязательной конструктивной деталью. Полезность такого подхода еще ярче проявилась при организации приемов игры, например на пятиструнных гуслях, когда вдруг возникла необходимость перешагнуть барьер современных технических знаний о музыке и начать поиск, основываясь на той информации, которую может дать только "чистая" природа. Может показаться, что приемы игры не обязательно должны входить в задачу мастера, реконструирующего инструмент, будучи делом музыканта, играющего на уже готовом инструменте. Однако практика показала, что успех рабочих испытаний акустических приборов заложен во взаимном слиянии и соответствии технико-конструктивных данных инструмента и напряжений, возникающих в нем в результате того или иного метода игры. Следует помнить, что речь идет о действовавших в свое время инструментах, т. е. об инструментах, формы которых бытовали в период средневековья и не могли, следовательно, не быть в гармонии с методами звукоизвлечения. Более того, не будет ошибкой сказать, что понятие всякого музыкального инструмента -- оно шире, чем просто его конструкция, - рождается и живет в одновременном и равносильном переплетении многих логических и чувственных нитей, основные из которых 1) природа звукорождения; 2) удобная для игры конструкция и художественная форма инструмента; 3) способы звукоизвлечения; 4) художественно-музыкальный язык. Все нити этого живого действа переплетаются и зримо отображаются во внешнем облике инструмента при условии, если в обществе возникает потребность говорить на таинственном языке музыки и если есть к кому с таким музыкальным словом обращаться. Музыкальная жизнь средневекового Новгорода вполне соответствует такому условию. Здесь взаимопонимание между музыкантом и его слушателями зиждилось на древнейших культурных и ритуальных традициях, о чем прекрасно свидетельствует устное народное творчество. Эта тема не будет исчерпана, если не упомянуть о том, что заключительные этапы восстановления средневековых струнных инструментов выражались в попытке реконструировать вместе с приемами игры и некоторые древние, но практически неизбежные для любого времени специфические инструментально-музыкальные слоги или фразы. Этот процесс также не был самоцелью. То, что он определился в конце работы, лишний раз подтверждает наличие упомянутых связей между компонентами, которые прямо или косвенно организуют понятие музыкального инструмента. Таким образом, весь цикл работ по восстановлению новгородских щипковых инструментов средневековья был положен на основу "первобытного" принципа звукообразования в гусельных сосудах, традиция игры на которых образовалась и жила прежде, чем начали строиться в древнем Новгороде гусли. Та же традиция продолжала жить в среде простого народа спустя еще долгое время, когда в светской музыкальной культуре Западной Европы сформировался такой громогласный струнный инструмент с "усовершенствованным" принципом звукообразования, как фортепиано. Осознание столь важного факта в организации инструмента, как принцип звукорождения, дало возможность присоединять известные, документально засвидетельствованные формальные черты музыкальных средневековых сосудов с тем, чтобы эти черты посредством практических проверок развивать, дополнять и приводить в состояние целого, т. е. реконструированного, инструмента. В свою очередь, вместе с практическими экспериментами, как в восстановлении конструкции, так и в воспроизведении звуков, узнавалось во множестве деталей величие первозданного принципа звукорождения, на котором строились народные крыловидные гусли и к которому еще, быть может, не раз обратятся строители гудебных сосудов в будущем. На подобных принципиальных основах проводилась работа и по восстановлению средневековых смычковых инструментов - гудков. Правда, ближайшие аналогии им обнаружились не в этнографической коллекции Новгородского музея, а в бытующем ныне традиционном инструментарии южнославянских народов. Что же касается принципа звукообразования в древних гудках, то, хотя суть его и сохраняется с древнейших времен поныне во всех смычковых инструментах, тем не менее надо было четко осознать его внутривидовые особенности, чтобы, как это было при восстановлении гуслей, объединить его со своеобразной конструкцией гудка и способами флажолетной игры на этом инструменте. 1982 г. |
